Когда началась Великая Отечественная война, Владимир Романович Панус, ныне перешагнувший 85-летний рубеж, был совсем малышом, несмышлёнышем. Многие дети военной поры хлебнули горькой доли сполна. Некоторые её не пережили. Маленькому Володе повезло: двухлетняя оккупация не лишила его ни здоровья, ни жизни, не отняла самых близких. Всё могло сложиться иначе, но судьба пощадила. Наверное, поэтому он бережно хранит крохи детских воспоминаний, как свидетельство благосклонности высших сил во времена, когда миллионы жизней сгорали в огне лихолетья.
Отец
Его портрет Владимир Романович поднимал высоко над головой в шествии «Бессмертного полка». Подполковник ветеринарной службы Роман Павлович Панус прошёл дорогами войны от Минска до Москвы, а потом на запад. Впрочем, отметился он ещё в гражданскую. Служил в Богунском полку дивизии легендарного Николая Щорса. Участвовал в боях с немцами и белополяками, в разгроме банд Антонова. После демобилизации бывший кавалерист окончил Ленинградский ветеринарный институт. В 1936 году Роман Панус поступил на службу в РККА. Перед началом войны служил в штабе Белорусского военного округа, отвечал за подготовку офицеров в верховой езде по программе офицерского многоборья.
Командир 304-го ветеринарного лазарета Западного фронта Р. Панус
В начале войны служил в ветотделе штаба Западного фронта. Участвовал в обороне Москвы, а после преобразования Западного фронта во 2-й Белорусский – в освобождении Белоруссии и восточных районов Польши. Закончил войну в Восточной Пруссии. Все эти суровые годы его основной задачей было возвращение в строй лошадей, которые играли огромную роль на фронтах Великой Отечественной. Конницы партизан и тягловая сила, атаки кавалерии и доставка депеш, а иногда и единственная еда для частей в окружении. Миллионы лошадей не пережили войну, но ветеринары делали всё для того, чтобы конный состав оставался боеспособным: лечили и выхаживали раненых животных, проводили сложнейшие операции, предупреждали эпидемии.
1942 год, офицерский состав лазарета
Роман Павлович демобилизовался в 1949 году. Жил в городе Кропоткине Краснодарского края, где трудился заведующим городской ветлечебницей. Умер под Киевом в 1974 году. Награждён орденом Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За победу над Германией».
1944 год под Белостоком, 2-й Белорусский фронт
«Двадцать второго июня, ровно в четыре часа»
Многие месяцы войны Роман Панус ничего не знал о судьбе своей семьи. Он уехал на службу, оставив дома, в ещё мирном Смоленске, жену, дочку и сына. Его терзания разделяли разлучённые с мужем и отцом родные люди. Письма дойти не могли, свидания были невозможны. Смоленск был оккупирован. До 1944 года никто из них не ведал, живы ли отсутствующие… Между тем судьба сложилась так, что с врагом жена и дети каждый день встречались лицом к лицу – чаще, чем офицер Панус, находившийся на фронте. Так уж получилось, что в середине июня 1941 года Анна Ивановна Панус с детьми приехала погостить к своим двум сёстрам в поселок Злынка Брянской области, почти на границе с Белоруссией. Живописные сосновые леса и речка создавали курортную атмосферу, но отдыха не получилось. Через неделю началась война, и семья Панус осталась с родственниками. А в сентябре пришли немцы.
«Мы жили у тёти Клавы, вдовы репрессированного белого офицера, до войны работавшей учительницей в школе, – вспоминает Владимир Романович, которому тогда только исполнилось три года. – Рядом в прекрасном просторном доме жила тётя Оля. Первое моё воспоминание – ясное, теплое утро, все суетятся и нервничают, что-то срочно прячут. Мы закопали в огороде фанерный чемодан с вещами (потом кто-то из местных яму разрыл и поживился нехитрыми пожитками). Немцы нагрянули в тот же день. Боёв не было, они просто прошли транзитом на восток. Следующая волна оккупантов нахлынула и задержалась. В посёлке сразу исчезла вся живность: куры, поросята, коровы. Немцы заняли лучшие дома, и моей тёте Оле пришлось перейти в одну из сараюшек. Её красивый двор с клумбами был огорожен, и посторонним входить не позволялось. Ферботен! А мы жили в маленьком однокомнатном домике, и к нам никто и не сунулся. Я в основном сидел в четырёх стенах, меня боялись отпускать на улицу».
Будни оккупации
Все два года «под немцами» жители Злынки питались с собственных огородов. Оккупанты не взимали дань овощами, что позволяло прокормиться. Самым страшным, вспоминает Владимир Романович, были бомбёжки близлежащей железнодорожной станции. Гудение самолётов в перекрестье прожекторов, шум разрывов бомб и полнейшая беспомощность перед лицом страшной слепой силы вызывали ужас. Семья выкопала узенький окоп на огороде в 30 метрах от дома. Вечером все надевали тёплые вещи и спускались в эту щель в ожидании налёта. Маленького Володю закутывали в большой шерстяной платок. Когда несколько бомб упали поблизости, они стали уходить подальше от станции к знакомым. В ту хату набивались несколько семей. Порой по ночам из леса наведывались партизаны и проверяли документы, очевидно, они были хорошо осведомлены о местных жителях и вычисляли чужаков. Мать тряслась, что их семью красного командира расстреляют немцы, если кто-то донесёт. Не донесли.
Враги
Несмотря на малолетство, Володя хорошо разбирался в «сортах» оккупационных сил.
«В 4-5 лет я уже различал немцев и итальянцев: первые были строгие приверженцы порядка и дисциплины, вторые – весёлые разгильдяи. На полевой кухне итальянцев столовалась вся окрестная детвора, солдаты тут же пели и плясали, детей не прогоняли, могли с ними поиграть. При немцах подобное было невозможно: попробуй, сунься. На другом конце посёлка квартировали мадьяры. Я сам их не видел, но, по слухам, их боялись больше, чем немцев. Молва о них ходила дурная. Я не слышал о расстрелянных и повешенных, возможно, взрослые говорили об этом шёпотом. Сравнительно недавно наткнулся в интернете на свидетельство жительницы Злынки о том, что казни там были. Но это не отложилось в моей памяти».
Зато Владимир Романович отлично помнит местную «достопримечательность»: пожилого немца со странным хобби. Он отлавливал мальчишек, легонько стегал прутиком по мягкому месту и давал им за это конфетку. Когда выяснилось, что бьёт он несильно, пацаны стали буквально мозолить ему глаза – сладкого хотелось всем. Володю он однажды тоже выпорол, а вот конфеты у него не оказалось. Мальчик от обиды расплакался.
Освобождение
В 1943 году прошёл слух, что врага теснят от Москвы. А перед самым освобождением стали говорить об угоне в Германию. Жители собрали целый обоз, погрузили детей на повозки и тайком увезли в лес, под защиту партизан. И вдруг приезжает вестовой: «Возвращайтесь, Злынка освобождена». В сентябре 1943 года немцы тихо ушли, красноармейцы пришли. Боёв не было. Сразу заработала школа, бывшее её здание было занято под госпиталь, и в маленьком доме сделали первый класс, на соседней улице – второй, и так далее. Володю брали в школу, поскольку оставить пятилетнего пацанёнка было не с кем: и мама, и тётя учительствовали.
«При немцах был в посёлке полицай, который, невзирая на звание, отнюдь не зверствовал, – вспоминает Владимир Романович. – Как только наши вернулись, его, конечно, расстреляли, несмотря на заступничество соседей. Я потом учился с его дочерью, и, что поразительно, никто никогда не сказал ей ни одного злого слова, не попрекнул прошлым отца».
Отголоски войны
Война («мы никогда не говорили – играть в войнушку, только в войну!») отодвинулась на запад, но продолжала аукаться трагедиями отдельных семей и сообщества в целом. Дети шатались по полям недавних сражений и взрывали оставленные боеприпасы. Масса ребят пострадала от этих опасных приключений. Владимир Романович помнит одного из них, оставшегося инвалидом, – взрывом снаряда ему оторвало руки и ноги и выбило глаза. Четверо друзей его погибли на месте. Этот живой обрубок, ещё одна жертва войны, умер лишь спустя несколько десятилетий после страшного события. Но дети продолжали резвиться, делали схроны из патронов, создавали песчаные вулканы из немецкого пороха с фитильками. Его выбрасывало на берег реки, и похож он был на жёлтые макароны. Было весело смотреть на извержение. В посёлке появилось несколько госпиталей, а на старом кладбище росли холмики братских могил.
Сестра матери тётя Маня, оставшаяся в Смоленске, так и сгинула там – дом сгорел, а её, по слухам, расстреляли. Официально она пропала без вести. Одного двоюродного брата Володи угнали в Германию, его освободила Красная Армия, и он вернулся домой солдатом. Физически он не пострадал, но прежним он уже никогда не был. Ещё на троих двоюродных братьев пришли похоронки.
Первое известие от отца семья получила в феврале 1944 года, он прислал за женой и детьми машину, и они поехали на краткое свидание в район Витебска. А потом Роман Панус продолжил путь на запад, а его близкие вернулись в Злынку. Им повезло обнять друг друга после Победы.
Роман Панус, 1943 г.
Ольга Ларионова
Фото из личного архива семьи Панус
