На вешалке – форма с погонами старшего лейтенанта, у порога – армейский вещмешок. Для Игоря Гвоздарева, врача-уролога с 40-летним стажем и кандидата медицинских наук, это не сувениры, а напоминание о долге и принципах
Командировка
Игорь Олегович уже дважды отправлялся в командировку в приграничье: в Курск, в госпиталь третьей категории, и в небольшой город Рыльск, находящийся в тот момент в 30 километрах от линии боевого соприкосновения.
«Я ещё 2 года назад пытался применить свои силы и возможности для Родины, но тогда сказали, что пока не надо, – вспоминает врач. – Только в мае этого года мне предложили по линии МЧС как гражданскому хирургу приехать в Курск в госпиталь оперировать».
Его история – не о внезапном порыве, но «внутрянке», как он сам говорит. О долге, выкованном профессиональной школой, где в молодости дежурили «сутки через день».
«А бывали случаи, когда я просто жил по месяцу в больнице, когда в районе работал. Просто сменщика не было», – признаётся Гвоздарев.

Память семьи
Артиллерийский грохот, близость военных действий, необходимость быть причастным, быть на передовой для 63-летнего врача обладает глубокой, семейной памятью.
В его детском альбоме не было снимков с дедушками. Он не ходил с ними на рыбалку, они не провожали его в школу с букетом цветов первого сентября. Эта страница всегда будет чистой. Оба они, Михаил и Алексей, остались на полях сражений 1941-го, и война, отгрохотавшая за годы до его рождения, забрала у него не абстрактных солдат, а двух конкретных мужчин, которые должны были учить его мастерить скворечники и молча, по-мужски, поддерживать плечом. Для Игоря их не было никогда. И эта пустота формировала его мир куда сильнее, чем любое присутствие.
Но семейная история о войне не ограничивалась молчанием фотографий. Она имела живой голос отца. Ему было четыре года, когда в их село Медное в Тверской области входили немцы. О детском ужасе, который отпечатался в памяти на всю жизнь, он десятилетия спустя рассказал сыну. Простые слова очевидца о том, как рушится мирное детство.
Именно отсюда, из этого непридуманного рассказа пятилетнего парнишки, родом то самое внутреннее рвение Игоря Гвоздарева. На операционный стол попадали не только военные.
«Привозят семью… муж с женой, выскочили из машины под осколки дрона. Мы их оперировали», – вспоминает хирург.
И в каждом из них он видит того испуганного мальчика.
Работа в госпитале
Город Рыльск, находящийся тогда в тридцати километрах от линии боевого соприкосновения, жил под сиренами и прилётами. Госпиталь развернули в пустом здании городской больницы. Окна затемнили, свет включали с опаской.
«Три хирурга было, травматолог, два анестезиолога. Сделали операционные столы, нам привезли аппараты для искусственного дыхания, все необходимые медикаменты для оказания помощи раненым, – вспоминает Гвоздарев. – Картина немного сюрреалистичная. Проводим операцию, прислали оборудование, медикаменты, которых на гражданке не найдёшь, а под ногами кошки бегают».
Здесь стиралась грань между фронтом и тылом. Это были ранения, невиданные в мирной практике: минные, осколочные, от кассетных боеприпасов. «Абсолютно другая хирургия», – констатирует он.

«Поработали очень активно»
Расписание было 24 на 7. Передача по рации. Привозят раненых. Одна бригада. Другая. Кратковременный сон. Пули. Осколки. Переливание. Рентген. Прошло через живот. Носилки. Следующий. Наваливались все, вставали, независимо, спал, не спал, это уже роли не играло. Выдерживали не все.
«Я когда приехал, мне сказали, что до меня было несколько врачей, которые написали заявление, чтобы их назад отправили», – вспоминает хирург.
И у него самого спрашивали, узнав об урологической специальности: «Как вы сюда попали?» Но, по итогу, операции этого профиля в том госпитале под Курском проводил только он. Потом в служебно-боевой характеристике старшего ординатора появится запись:
«Три недели находился в ПМГ ГрВ «Север» г. Рыльск, где провёл более ста операций, решал экстренные задачи… По характеру уравновешен, спокоен, справедлив, трудолюбив».

НЕвоенная медицина
В этих условиях спасение стало чистой, отточенной работой системы. На вопрос, страшно ли было принимать решения, Гвоздарев отмахивается:
«Хирургия – командная работа. Это анестезиологи, твои ассистенты, медсёстры… От одного надреза ничего не зависит».
Главное – скорость и преемственность: чем ближе к линии фронта оказана квалифицированная помощь, тем больше шансов у раненого. Этот принцип, заложенный ещё военно-полевой медициной Великой Отечественной, где медики вернули в строй 17 миллионов бойцов, сегодня работает в приграничье.
«Я был вместе с товарищами, их довольно много было, из Москвы, из института скорой помощи Склифосовского, из Санкт-Петербурга великолепные хирурги. Многие тоже преподавательской деятельностью занимались, со степенями», – вспоминает врач.
Рядом оперировал профессор из московского университета, который, используя полученный опыт, уже пишет научные работы по военной медицине, чтобы усовершенствовать протоколы спасения, наложения жгутов, маршрутизации. Но путь Игоря Гвоздарева иной.
Он с абсолютной ясностью понимает: его война была за то, чтобы вернуться. Сегодня его фронт здесь, в операционной мирной Зеленоградской больницы.
«На первый план выходит обычная жизнь – что ты утром просыпаешься, ты живой, твоя семья, у тебя жена рядом, сын рядом, – вот это самое большое счастье», – признаётся Игорь.
Иван Кузнецов
Фото из личного архива Игоря Гвоздарева







